Славянские представления о душах

Ведаическая религия признает небо и воздушный мир за две отдельные области. В  беспредельных пространствах неба пребывает свет, как вечная, творческая сила; между этою  страною света и землею простирается царство воздуха, в котором плавают облака и тучи, носящие  живую воду дождей и преграждающие путь лучам солнца. Души отцов населяют и ту, и другую  области, и отсюда позднее, когда стали рассуждать о загробном возмездии за земную жизнь  человека, развилось верование о двойственной судьбе усопших: о душах блаженных, наследующих  царство небесное, и отверженных, осужденных блуждать по воздуху и вращаться в пекле грозовых  туч. Любопытно, что в наших старинных рукописях греч. παράδεισος (рай) переводится словом: по-  рода, a γεέννα (ад) словами: род и родство4. Высоко, по ту сторону облачных вод, лежит блестящее  небо (svarga), с которого солнце, луна и звезды посылают свой свет на землю; там-то, на  отдаленной границе вселенной, живут отшедшие из земной юдоли предки под властию Варуны, на-  слаждаясь вечным блаженством и блистая очам смертных яркими звездами. Но чтобы достигнуть  этих райских селений, они должны шествовать через воздушный океан, странствовать посреди  дождевых потоков и грозового пламени и принимать участие в их животворной или  разрушительной деятельности. По свидетельству гимнов, отцы носятся в тучах, сверкают в молниях, извлекают из облаков дождь и проливают его на поля своих потомков; они полагают в  ночи тьму, а утром находят сокрытый свет и призывают к пробуждению прекрасную Зорю, т. е.,  нагоняя черные тучи, омрачают небо ночеподобными покровами, а рассеивая их в грозе, выводят из  мрака светозарное солнце. Таким образом, отжившие предки смешивались и отождествлялись с  бурными и грозовыми духами. Сонм ветров (марут), по мнению индусов, постоянно пополнялся  душами усопших. Духи рибу (ribhus), стихийная природа которых проявляется в блеске солнечных  лучей и сверкающих молний, признавались и за души блаженных; они стояли в таком же близком отношении к  Индре, как и маруты: участвовали в полетах грозы, пели бурную песню, низводили с неба потоки,  помогали земному плодородию и славились, как искусные кузнецы. То же двоякое значение  стихийных духов и усопших предков принадлежит и ангирасам, которые только тем отличаются от  молниеносных рибу, что сопутствуют богу Агни и вся деятельность их ограничивается стихией  огня; но мы знаем, что Агни первоначально был богом грозового пламени. Ангирасы признаны  предками на тех же основаниях, на каких у всех индоевропейских народов домовые пенаты были  вместе и представителями очага, и обожествленными дедами (см. II, 41—44). У германцев марутам  соответствуют духи неистового воинства и мары (mâren), a ribhus — буквально то же, что (светлые)  эльфы (см. II, 363). Маруты и мары ( моры, марухи) — названия одного корня!; последние равно  известны и немцам и славянам; с одной стороны, они принимались за темных или ночных эльфов, а  с другой — за души усопших (II, 54—55; III, 43).

Подымая ветры, маруты нагоняют на небесный  свод мрачные тучи и сбивают их кудрями и космами; от этих сгущенных и клубящихся облаков  отец марут Рудра назывался косматым, что напоминает нам спутанные волоса мар — mârenlocke2.  Отсюда понятно, почему эльфы, мары и цверги смешиваются народными преданиями с тенями  умерших и почему души представлялись немецко-славянским племенем летающими малютками,  эльфоподобными карлами. Эльфов считают в народе за выходцев с того света; тело у них — не то,  какое у живых людей: его нельзя ни схватить, ни осязать! они всюду проникают, не нуждаясь в  дверях и отверстиях, и так же быстро исчезают, как дуновение ветра. В ночные часы эльфы  собираются на церковных дворах и кладбищах и пляшут на свежих могилах, с радостью и весельем  встречая новую душу, пришедшую к ним из мира живущих. Усопшие поступают в круг эльфов, и  потому смерть человека празднуется ими, словно свадьба или прибытие дорогого гостя, музыкой и  танцами. Финны верят, что, когда совершается погребальная церемония, на кладбище и по дороге к  нему летают и кружатся маленькие духи (keijungaiset), похожие на белые снежинки, блестящие  лучи и куколки бабочек; они появляются в доме, где есть покойник, и наполняют комнаты трупным  запахом. Как существа, некогда сами причастные людской жизни, эльфы стоят в близкой,  родственной связи с семьями их потомков, продолжающих населять землю.

Всякий род, всякая  семья имеет своих собственных эльфов и питает к ним уважение и преданность, как к домовым  охранительным божествам (пенатам), и в свой черёд пользуется от них помощью и защитою в  нужде.

Различные партии эльфов враждуют и сражаются между собой в ночное время на  перекрестках, и только дневной рассвет прекращает их борьбу; битвы эти часто вызываются  спором, какой стороне должна принадлежать душа усопшего — эльфам его отца или эльфам его  матери, и на каком церковном дворе должно быть совершено погребение3. Таким образом, битвы  стихийных духов, созерцаемые древними племенами в грозе, под влиянием смешения эльфических  существ с душами человеческими, получили характер родовых усобиц за обладание новоусопшими  членами. Как с олицетворением души, с эльфом тесно сочетался ее поэтический образ бабочки:  эльфы являются в виде лег-  1 Маннгардт указывает на санскр. корень mr, mar — раздроблять, разбивать; мы же сближаем эти названия с  словами мрак (морок) и мор (смерть) и видим в них: во-1-х, бурных духов, омрачающих небо тучами, и во-2-х, усопших (=  души, как дыхание тех же ветров кокрылого мотылька, шмеля или гусеницы, садятся на стебли и цветы растений и пьют росу;  названия schrätteli и nachttoggeli прилагаются и к марам, и к бабочкам.