Славянские представления о душах

Последний акт, которым завершается земная жизнь человека, исполнен таинственного  значения. Неумолимая смерть, постоянно унося новые жертвы, для остающихся в живых  поколений ничего не открывает о той безвестной стране, куда увлекла их предшественников. Но  человек, по самому свойству своей возвышенной природы, жаждет знать о том, что будет с ним за  могилою. Мысль о конечном уничтожении так враждебна инстинкту жизни, ощущаемому  человеком, что она уже в глубочайшей древности отстранялась им во имя надежды в жизнь  загробную, которая составляет один из главнейших вопросов во всех религиях1. Праздники в честь  умерших, приношения и возлияния на их могилы, вера в явление мертвецов и множество других  преданий ярко свидетельствуют, что наряду с другими языческими племенами и славяне были  убеждены, что там — за гробом начинается новая жизнь, и имели о ней свои довольно подробные,  хотя и не строго определившиеся представления.  Прежде всего отметим тот многозначительный факт, что славяне признавали в душе нечто  отдельное от тела, имеющее свое самостоятельное бытие. По их верованиям, согласным с  верованиями других индоевропейских народов, душа еще в течение жизни человека может  временно расставаться с телом и потом снова возвращаться в него; такое удаление души  обыкновенно бывает в часы сна, так как сон и смерть — понятия родственные. Черногорцы и сербы  убеждены, что в каждом человеке обитает дух, которого они называют «ведогонь», и что дух этот  может покидать тело, объятое крепким сном. Ведогони нередко ссорятся и дерутся между собою, и  тот человек, ведогонь которого погибнет в драке, уже более не пробуждается: его тотчас же  постигает быстрая смерть. О колдунах и колдуньях рассказывают, что они, погружаясь в сон, могут  выпускать из себя воздушное демоническое существо, т. е. душу, которая принимает различные  образы и блуждает по тем или другим местам, причем оставленное ею тело лежит совершенно мертвым. И во время обмиранья или  летаргического сна душа, по русскому поверью, покидает тело и странствует на том свете. Таким  образом, тело есть как бы жилище живого духа, та временная оболочка, в которую он заключается  при рождении дитяти и которую покидает при кончине человека, когда, по словам старинного  проповедника, «нужею страшною душа от телеси изидет и станет одержима душа зрящи на свое  тело, яко же бо кто изволокся из ризы своея и потом стал бы зря ея». Душа человеческая, по древ-  ним языческим преданиям, представлялась в самых разнообразных видах: во-1-х, огнем. Славяне  признавали в душе человеческой проявление той же творческой силы, без которой невозможна на  земле никакая жизнь: это сила света и теплоты, действующая в пламени весенних гроз и в  живительных лучах солнца. Душа — собственно, частица, искра этого небесного огня, которая и  сообщает очам блеск, крови — жар и всему телу — внутреннюю теплоту. Различные душевные  движения народ обозначает уподоблением огню: чувству он дает эпитеты горячее, теплое, пылкое!  о любви, вражде и злобе выражается, что они возгорелись или погасли (I, 223); на _____эпическом языке  сербов гнев называется живым огнем, а белорусы о раздражительных, вспыльчивых людях говорят:  «одзин с огнем, другой с поломем». В тесной связи с указанным воззрением стоят мифы,  приписывающие богу-громовнику создание первого человека и низведение огня на его домашний  очаг, дарование женам чадородия (= возжжение в новорожденных младенцах огненных душ) и уст-  ройство семейного союза (II, 41, 239). Еще теперь в простом народе блуждающие, болотные и  светящиеся на могилах, вследствие фосфорических испарений, огоньки признаются за души  усопших; в одном месте Тамбовской г., по уверению поселян, до сих пор видны горящие свечи,  потому что там хоронят удавленников и опойцев; в другом месте рассказывают, как на могиле  безвинно повешенного теплилась свеча, пока не совершили по нем поминок. В южной  приднепровской Руси ходят рассказы о синих огнях, вспыхивающих на могилах и курганах; огни  эти разводятся русалками. По мнению чехов, над могилами летают огненные душички; в  блуждающих огнях они видят души некрещеных детей, отверженных грешников или скупцов,  оберегающих зарытые ими клады; всякий проклятый за грехи осуждается по смерти на вечное  странствование в сем мире и показывается то в виде огненного столба, то в виде человека, у  которого язык и глаза — огненные. Тот же взгляд на блуждающие огни разделяют и лужичане5.  Верования эти общи славянам с другими индоевропейскими народами. Для мирно почиющих  мертвецов германцы имеют выражение др.-в.-нем. hiuri, ср.-в.-нем. gehiure, ново-в.-нем. geheuer —  кроткий, тихий, блаженный; противоположное же понятие беспокойного, блуждающего духа,  привидения, они обозначают unhiuri (ungeheuer) — dirus, saevus; hiuri — божественный, unhiuri —  черт, чудовище = то же, что hold и unhold. Готская форма hiuris родственна с hauri — горячий  уголь, сканд. hyr — огонь. Древнесев. draugr — фантом, дух, окруженный пламенем, и draughûs —  могильный холм. Доныне во всей Германии существует поверье, что души, не наследовавшие  блаженного покоя = лишенные небесного царства, блуждают ночною порою по лугам и полям огненными видениями. Путников, которые принимают их за деревенские огни, они  сбивают с настоящей дороги и, то удаляясь, то приближаясь — заводят в топкие болота и трущобы.  Явление это известно под названиями: irlicht, irwisch, zeusler (zünsler, zündler, zunselgespenst от  zeuseln, züseln — играть огнем), feuriger mann, нидерланд. gloiniger (glühender) man, датск.  lygtemand (leuchtemann), blaasmand (feuermann), dwerlicht (wirbelnde flamme), dwellicht (от dwelen,  dwalen — блуждать), elflicht (слово, указывающее на связь души с эльфом), словен. slep ogeni, чеш.  swétylko, bludička, пол. blędnica, луж. bludne zwieczke, рус. блудящий огонь; теперь эти огоньки  большею частию признаются за души младенцев, умерших без крещения и потому не удостоенных  блаженства1. Когда дерево, брошенное на огонь, издает треск, полешуки думают, что звуки эти  издаются душою скупого человека2. Если душа понималась как огонь, то жизнь возможна была  только до тех пор, пока горело это внутреннее пламя; погасало оно — и жизнь прекращалась. У нас  уцелело выражение: погасла жизнь; выражение это в народной песне заменено сравнением смерти  человека с погасшею свечою. Неумолимая Смерть тушит огонь жизни, и остается один холодный  труп. Отсюда возникли разнообразные приметы: если у жениха или невесты погаснет под венцом  свеча, то случай этот предвещает ему или ей скорую смерть; у кого из стоящих под венцом сгорит  больше свечи, тот и умрет скорее; яркое пламя подвенечных свеч сулит счастливое супружество =  светлую жизнь, и наоборот, когда свечи эти горят тускло — жизнь новобрачных будет печальная3.  Погаснет ли сама собою поставленная в комнате свечка — по мнению чехов, тот, кто ее зажигал,  умрет в продолжение года. Если во время заговен, особенно в воскресенье перед великим постом,  потухнет зажженная в избе лучина, то, по русской примете, изо всех домочадцев тот умрет прежде  других, кто ближе сидел к лучине; или: если огарок лучины упадет из светца на пол и тотчас же  погаснет — это знак, что в течение года в доме непременно будет мертвец. Поляки на «Громницы»  (2 февраля) зажигают столько свеч, сколько в семье членов: чья свеча потухнет прежде, тот и умрет  скорее. В Псковской губ. на Святках девицы гадают так: каждая приносит свою восковую свечу,  отмечая ее каким-нибудь значком, и потом зажигают их одновременно: чья свеча горит ясно и  плавно, у той жизнь будет тихая, безмятежная; чья горит с треском и меркаючи, той придется  испытать много беспокойств и горя; чья свеча догорит первая, той девице умереть прежде всех, а  чья догорит последняя — той долго жить. В других местностях гадание это совершается по  зажженным лучинкам, с припевом: «жил-был курилка, да й помер!» Курилка (от глагола куриться  — гореть) означает лучину, которая живет, пока горит, а погасая — умирает. У закарпатских  русинов девицы гадают по зажженным лучинам в дни Успения (15 августа) и Покрова (1 октября).  В Славонии думают, что свеча, погасшая накануне Рождества, предзнаменует смерть одного из  родичей; то же поверье существует и в Швеции, а в немецких землях оно прилагается к кануну  Нового года. По мнению лужичан, если в ночь на Рождество Христово (или на другие большие  праздники) погаснет на алтаре свеча — это предвещает смерть главного духовного лица4. В таких  приметах течение жизни сравнивается с горением свечи или лучины: скорее сгорит свеча, скоро  кончится и жизнь, и наобо рот. В старину, при произнесении на погибель врага проклятия, почиталось необходимою  принадлежностью обряда — погасить зажженную свечу. В Литве ведется обычай: в великий  четверг, по окончании трапезы, хозяин берет горящую свечу, тушит ее и бросает в угол с  приговором: «как погасла эта свеча, так да погаснут очи у наших ворогов и да пропадут они сами  навеки!»1 В настоящее время на Руси, чтобы отомстить врагу, ставят в церкви перед образом  забидящую или задушную свечку, которую нарочно зажигают с нижнего конца или, ломая ее  пополам, затепливают с средины2. С тою же целью между русским населением Подлясья принято  ставить свечу перед иконою Божьей Матери с тайною мольбою: «да истает враг так же, как эта  восковая свеча!»3 Сербы клянутся: «тако ми се крсна cвиjeha не угасила!» — в смысле: тако сви од  мога родане помрли4. Древние греки изображали Смерть с потухшим факелом: гений смерти (  θάνατος ) опускал зажженный факел, потрясал им, и вместе с тем, как погасало пламя, померкал и  свет жизни. У немцев есть прекрасная сказка о куме Смерти (der gevatter Tod)5. Жил-был бедняк, у  него было двенадцать детей; и день и ночь работал он, чтобы пропитать свою семью. Когда ро-  дился у него тринадцатый ребенок, он вышел на большую дорогу и решился взять в кумовья  встречного. Идет костлявая Смерть и говорит: «возьми меня кумою». — А ты кто? «Я — Смерть,  которая всех уравнивает». — Да, ты — правдива, ты не различаешь ни богатых, ни бедных! — и  бедняк взял ее кумою. Когда мальчик подрос, он пошел однажды навестить своего крёстного.  Смерть повела его в лес, указала на одну траву и сказала: «вот тебе дар от твоего крёстного! Я  сделаю из тебя славного лекаря. Всякий раз, как позовут тебя к больному, ты увидишь меня: если я  буду стоять в головах больного — смело говори, что можешь его вылечить; дай ему этой травы, и  он выздоровеет; но если я стану у ног больного — он мой, и никакое лекарство в мире не спасет  его!» В короткое время повсюду разнеслась молва о новом славном лекаре, которому стоит только  взглянуть на больного, чтобы наверно узнать: будет ли он снова здоров или умрет. Со всех сторон  звали его к больным, много 80 _uc2дtавали ему золота, и вскоре он сделался богачом. Но вот заболела  тяжким недугом дочь короля; это было его единственное дитя, день и ночь плакал опечаленный  отец и повсюду приказал объявить: кто спасет королевну, тот будет ее мужем и наследует все  царство. Лекарь явился к постели больной, взглянул — Смерть стояла в ногах королевны. Дивная  красота больной и счастие быть ее мужем заставили его прибегнуть к хитрости; он не замечал, что  Смерть бросала на него гневные взгляды, приподнял больную, положил ногами к изголовью и дал  ей травы: в ту же минуту на щеках ее заиграл румянец и она выздоровела. Обманутая Смерть  приблизилась к лекарю и сказала: «теперь настал твой черёд!», ухватила его своей ледяной рукою и  повела в подземную пещеру. Там увидел он в необозримых рядах тысячи и тысячи возжженных  свеч: и большие, и наполовину сгоревшие, и малые. В каждое мгновение одни из них погасали, а  другие вновь зажигались, так что огоньки при этих беспрестанных изменениях, казалось,  перелетали с места на место. «Взгляни, — сказала Смерть, — это горят человеческие жизни;  большие свечи принадлежат детям, наполовину _____сгоревшие людям средних лет, малые старикам, но  нередко и дети и юноши наделяются небольшими свечами». Лекарь просил показать, где горит его  собственная жизнь. Смерть указала ему на маленький огарок, который грозил скоро погаснуть.  Устрашенный лекарь стал просить своего крёстного: «зажги мне новую свечу, позволь мне  насладиться жизнию, быть королем и мужем   прекрасной королевны». — Это невозможно, — отвечала Смерть, — прежде, чем зажечь  новую, надо погасить прежнюю. «А ты поставь этот догорающий остаток на новую свечу — так,  чтобы она тотчас же зажглася, как скоро он потухать станет». Смерть притворилась, что хочет  исполнить желание своего крестника, но, переставляя старый огарок, нарочно его уронила: пламя  погасло, и в ту же минуту лекарь упал бездыханным1. Сказка эта известна и у славян2. Смерть,  рассказывают в Малороссии, «жила пид землею, здоровецка3 хата уся була освичена свичками: де  яки з'ных начинали горити, де яки догорувалы й погасалы». Пришел к ней в гости кум и стал  расспрашивать про свечи; Смерть отвечала: «каждый чоловик, який тилько je на свити, мае тут  свою свичку; як вин тилько родыцьця — свичка запалюетця, як свичка гасне — вин умерае». — А  где ж моя свечка? — спросил кум. Смерть указала ему догорающий остаток, и когда тот стал  молить, чтобы она удлинила его свечку, строго заметила ему: «чи памьятаешь, шо ты мене узяв за  куму за то, що я живу по правди? чи уже ж с той поры, як ты став паном, тоби не мила правда?»  Идеи смерти и рока (fatum) в убеждениях арийских племен роднились и сливались между собою,  почему и в приведенной сказке богиня Смерть является при рождении младенца дружелюбной  гостьей, возжигает в нем свет жизни и приносит ему подарок — подобно тому, как при постели  родильницы являются девы судьбы (парки, норны, суденицы), воспламеняют таинственный светоч,  с которым связана нить жизни новорожденного, и наделяют его своими дарами, т. е. определяют  его будущее счастие. Такое сближение Смерти с девами судьбы основывается на древнейшем  веровании, что вся жизнь человеческая, начиная с первого дня и до кончины, была определением  фатума: парки не только пряли жизненную нить, но и перерезывали ее, не только возжигали пламя  души, но и гасили его и в этом смысле отождествлялись с неумолимою Смертью. Являясь во время  родов, девы судьбы воспринимали ребенка и исполняли обязанности повивальных бабок, что  позднее в эпоху христианства заставило соединить с ними понятие кумы = восприемницы; по  свидетельству народных сказок, феи (= парки) приглашались в крестные матери к новорожденным  младенцам. То же представление кумы фантазия сочетала и с богиней Смертию; любопытно, что  ср.-в.-нем. tote и tôt — смерть совпадает с др.-в.-нем. toto — кум4. По греческому сказанию, при  рождении Мелеагра в покой его матери Алтеи пришли три богини судьбы и бросили в пламя очага  полено, с таким пророчеством: жизнь младенца будет продолжаться до тех пор, пока не сгорит это  полено. Когда богини удалились, Алтея встала с своего ложа, выхватила из огня головню и  немедленно спрятала ее, дабы приостановить исполнение пророчества. Впоследствии она же  бросила головню в огонь — и в то же мгновение внутреннее пламя опалило Мелеагра, и как только  головня превратилась в пепел — он испустил последнее дыхание5; подобное же предание  встречаем в Nôrnagestr (см. гл. XXV). Итак, Смерть гасит огонь жизни и погружает человека во  тьму небытия. Самое слово Морана (мор, смерть) лингвистически связывается с словом мрак; гла-  гол гасить доныне употребляется в смысле: истреблять, уничтожать, а гаснуть (Черниг. губ. ) —  истощаться, худеть; по-тухнуть говорится о погасшей свече и заснувшей рыбе, а за-тухнуть — о  борове, в значении: околеть; тушить — издавать сильный, неприятный запах (про-тухнуть), по-  тухлый — издохший, разлагающийся, пòтухоль — начинающие гнить съестные припасы;  засмирить свечу, серб. смирити свиjећу (смирить = успокоить; покойник — мертвец, успокоиться  — уме погасить. Наоборот, глагол разживлять — разводить, поддерживать огонь. Еще  яснее связь понятий огня и жизни в слове воскресать, которое образовалось от старинного крес —  огонь (кресало, кресиво, пол. krzesiwo — огниво, кресать — высекать искры) и буквально означает:  возжечь пламя, а в переносном смысле: восстановить погасшую жизнь1. Весною, в воскресенье  четвертой недели великого поста, совершая праздник в честь мертвых, лужичане ходят на  Тодесберг с зажженными факелами, поминают покойников и на возвратном пути поют: «смерть мы  погасили, новую жизнь зажгли!» — слова, указывающие на веру в восстание мертвых вместе с  воскресающей в весеннюю пору природою. Славонцы ходят на кладбища с зажженными свечами 1-  го марта2. Наши простолюдины, когда с больным начинается агония, запаливают восковую свечу и  дают ее в руки умирающему; употребление факелов при погребальных обрядах и возжжение свеч  при поминках — известны с глубочайшей древности3.  По другому представлению, Смерть не погашает животворного огня жизни, а исторгает его  из тела, которое после того обращается в труп. В старинной иконописи сохранилось изображение,  как пораженный ангелом грешник испускает свою душу в пламени, о чем рассказывают и народные  легенды; в раскольничьей книге, известной под заглавием «История о отцех и страдальцех  соловецких», находим следующее свидетельство: «видеша неции от житель столп огнем от земли  до небеси сияющь, и видевше разумеша, яко пустынный отец ко Господу отыде».  Во-2-х, душа представлялась звездою, что имеет самую близкую связь с представлением ее  огнем; ибо звезды первобытный человек считал искрами огня, блистающими в высотах неба (1, 91).  В народных преданиях душа точно так же сравнивается с звездою, как и с пламенем; а смерть  уподобляется падающей звезде, которая, теряясь в воздушных пространствах, как бы погасает.  Такое уподобление, когда позабылась его первоначальная основа и метафора стала пониматься в ее  буквальном смысле, послужило источником тому верованию, которое связало жизнь человеческую  с небесными звездами. Каждый человек получил на небе свою звезду, с падением которой  прекращается его существование; если же, с одной стороны, смерть означалась падением звезды, то  с другой, — рождение младенца должно было означаться: появлением или возжжением новой  звезды, как это и засвидетельствовано преданиями индоевропейских народов. В Пермской губ.  поселяне убеждены, что на небе столько же звезд, сколько на земле людей: когда нарождается  младенец — на небе является новая звездочка, а когда человек умирает — принадлежащая ему  звезда падает и исчезает4. То же самое утверждают и чехи5. Вообще у славян существует поверье,  что, указывая на звезды пальцем, можно повредить живущим людям6. Древность этого воззрения  несомненна; уже римляне, по свидетельству Плиния, думали, что каждый человек имеет свою  звезду, которая вместе с ним рождается, и смотря по тому: озаряет ли его земную жизнь блеск сча-  стия или омрачают ее бедствия, — светится то ярко, то сумрачно, а по смерти его упадает с  небесного свода. Падающая звезда почитается в русском народе знаком чьей-либо смерти в селе  или городе; потому, увидя падение звезды, обыкновенно говорят: «кто-то умер!», «чья-то душа  покатилась!» Поверье это распространено и  между немцами1. Сверх того, на Руси утверждают, что падающая звезда означает след  ангела, который летит за усопшею душою, или след праведной души, поспешающей в райские  обители; если успеешь пожелать что-нибудь в тот миг, пока еще не совсем сокрылась звезда, то  желание непременно дойдет до Бога и будет им исполнено2. Народная песня сравнивает смерть  царевича с падучею звездою:  Упадает звезда поднебесная,  Угасает свеча воска яраго —  Не становится у нас млада царевича3.  Слово маньяк принимается и в значении падающих звезд, и в значении проклятых душ,  блуждающих по смерти. Блудачие огни, которые (как мы видели) признаются душами усопших, в  некоторых деревнях считаются за падшие с неба звезды4. Рядом с представлением, что звезда сияет  на небе, пока продолжается жизнь человека и угасает вместе с его смертию, — было другое, по  которому душа в виде пламенной звезды нисходила из райских стран в ребенка в самую минуту его  зачатия или рождения, а когда человека постигала смерть — покидала его тело, уносилась в свое  прежнее отечество и начинала блистать на небесном своде. Что таково было верование кельтов, за  это свидетельствует ирландское сказание о св. Айдане, отец которого увидел однажды в сне, будто  в открытые уста его жены упала сверху звезда; в ту же ночь был зачат Айдан, почему многие и  называли его сыном звезды5. По словам Аристотеля, душа усопшего превращается в звезду, и чем  во время земной жизни бывает она пламеннее, возвышеннее, доступнее для духовной деятельности,  тем блистательнее горит она по смерти человека6. Индусы верили, что души блаженных предков  сияют на небе звездами; славяне же и немцы признают звезды очами ангелов-хранителей, в чем  очевидно смешение душ святых угодников с ангелами; в средние века ангелы, наравне с душами  усопших предков, представлялись прекрасными малютками, подобными эльфам. В эпических  сказаниях германцев упоминается о героях, которым суждено по смерти блистать на небе яркими  звездами7. У нас же есть предание о трех вещих сестрах, которым, после их кончины, досталось  весь век гореть тремя звездами возле Млечного Пути = на дороге, ведущей в царство небесное;  звезды эти называются девичьи зори8. Гуцулы знают летавицу — духа, который слетает на землю  падучей звездою и принимает на себя человеческий образ — мужской или женский, но всегда  юный, прекрасный, с длинными желтыми волосами9.  3. Как огонь сопровождается дымом, как молниеносное пламя возгорается в дымчатых,  курящихся парами облаках, так и душа, по некоторым указаниям, исходила из тела дымом и паром. В Софийском временнике1 о смерти в. кн. Василия Ивановича  сказано: «и виде Шигона дух его отшедше, аки дымец мал». Санскр. dhûma движущееся курево,  греч. ΰμα, δύος — курение, фимиам, лат. fumus (с заменою dh звуком f), слав. дым, лит. dumas, др.-  нем. toum, taum от снкр. dhû — agitare, commovere (= греч. δύω ). От того же корня образовались  слова, указывающие на душевные способности: гр. δυμός — душа и движение страсти, слав. дума,  думать, лит. duma, dumoti, dumti1\2. Слово пара3 [парить —делается душно перед грозою и дождем,  преть, парун —зной, духота] имеет следующие значения: пар, дух и душа; пара вон, т. е. душа вон!  4. Далее —душа понималась, как существо воздушное, подобное дующему ветру. Язык  сблизил оба эти понятия, что наглядно свидетельствуется следующими словами, происходящими  от одного корня: душа, дышать, воз(вз)-дыхать, д(ы)хнуть, дух (ветер), дуть, дунуть, духом — быстро, скоро, воз-дух, воз-дыхание, вз-дох4. В других языках также придаются душе названия от  воздуха, ветра, бури: от снкр. корня an —дуть образовались: ana, ana —дуновение и дыхание  жизни, anila —ветр, anu —человек, т. е. живой, одушевленный, лат. animal —животное, animus,  anima, rpen. άνεμος— дух, душа, ирл. anail — дыхание, дуновение, кимр. anal, армор. énal —  дуновение, ирл. anam, кимр. en, enaid, enydd, ener, enawr, корн. enef, армор. éné, inean — душа,  жизнь, гот. сложное uz-anan — испускать дыхание, умирать, др.-нем. unst — буря, вьюга, сканд.  andi — spiritus, önd — душа, перс. ân — душевная способность, армян, antsn — ум, душа5. В  глубочайшей древности верили, что ветры суть дыхание божества (1, 145) и что Творец, создавая  человека, вдунул в него живую душу. Ветрам присвояла сила призывать мертвых к жизни,  одухотворять трупы и кости6. Покидая тело, душа возвращалась в свое первобытное, стихийное  состояние. Когда вихрь срывает с деревьев листья и они, колеблясь, несутся по воздуху, — виною  этого, по словам черногорцев, бывают борющиеся между собой ведогони7; если в трубе гудёт  ветер, белорусы принимают это за знак, что в хату явилась душа, посланная на землю для  покаяния8; в завывании ветров моряки слышат плач и стоны утопленников, души которых  осуждены пребывать на дне моря. Такое представление души совершенно согласно с тем  физиологическим законом, по которому жизнь человека условливается вдыханием в себя воздуха.  В южной Сибири грудь и легкие называются вздухи; простолюдины полагают, что душа заключена  в  дыхательном горле, перерезание _____которого прекращает жизнь!. Глаголы из-дыхать, за-  душить, за-дохнуться означают: умереть, т. е. потерять способность вдыхать в себя воздух, без чего  существование делается невозможным. Об умершем говорят: «он испустил последнее дыхание»  или «последний дух!». Наоборот, глагол отдыхать (отдохнуть) употребляется в народной речи в  смысле: выздороветь, возвратиться к жизни. Чтобы прийти к подобным заключениям, предкам  нашим достаточно было простого, для всех равно доступного наблюдения: в ту минуту, когда  человек умирал, первое, что должно было поражать окружающих его родичей, — это прекращение  в нем дыхания; перед ними лежал усопший с теми же телесными органами, как у живых; у него  оставались еще глаза, уши, рот, руки и ноги, но уже исчезло дыхание, а с ним вместе исчезла и  жизненная сила, которая управляла этими органами. Отсюда возникло убеждение, что душа,  разлучаясь с телом, вылетает в открытые уста, вместе с последним вздохом умирающего. По  указанию Краледворской рукописи, душа исходит длинною гортанью и румяными устами (см.  ниже стр. 112); чешская поговорка: «nž má duši na jazyku!» означает: он еле дышит, умирает2. Слово  о полку выражается о князе Изяславе, что он изронил свою душу из храброго тела чрез злато  ожерелье3; а народные русские стихи говорят об изъятии души ангелом смерти «в сахарные уста»4.  Обозначая различные душевные свойства, мы сравниваем их не только с пламенем, но и ветром; в  языке нашем употребительны выражения: бурное расположение духа, ветреный человек, буйная  голова (сравни: «буйный ветер»), завихрился — загулялся, отбился от дела. У всех индоев-  ропейских народов находим рассказы о мертвецах, блуждающих привидениями, легкими как  воздух, с которым они внезапно появляются и исчезают, и так же, как воздух, неуловимыми для  осязания. По смерти человека тело его разлагается и обращается в прах, и только в сердцах родных,  знакомых и друзей живет воспоминание о покойнике, его лице, приемах и привычках: это тот  бестелесный образ, который творит силы воображения для отсутствующих и умерших и который с  течением времени становится все бледнее и бледнее. Образ умершего хранится в нашей памяти,  которая может вызывать его пред наши внутренние очи; но образ этот не более как тень некогда  живого и близкого нам человека. Вот основы древнеязыческого представления усопших  бестелесными, воздушными видениями, легкими призраками = тенями. Греки и римляне думали,  что друзья и родственники, по смерти своей, являются к постели близкого им человека, чтобы он в  сновидениях мог проводить с ними время. Так, Ахиллесу явилась во сне тень Патрокла. Одиссей,  посетивший Аид, пожелал обнять тень своей матери; три раза простирал к ней объятия, и трижды  она проскользала между его руками, как воздух5. Наш летописец, рассказывая о полочанах,  избиваемых мертвецами (навье6), изображает этих последних неуловимыми для взора призраками7.  По русскому поверью, кто после трехдневного поста отправится в ночь, накануне родительской  (поминальной) субботы, на кладбище, тот увидит тени не только усопших, но и тех, кому суждено  умереть в продолжение года8. Слово тень (= бестелесный образ) употребляется и смысле привидения, и в смысле того темного изображения, какое отбрасывается телами и  предметами, заслоняющими собою свет. Отсюда возникли приметы и поверья, связующие идею  смерти с тенью человека и с отражением его образа в воде или в зеркале. Если на сочельник, когда  станут вкушать кутью, не будет заметно чьей-либо тени, тот из домочадцев, наверно, умрет в самое  непродолжительное время1; ибо утратить тень — все равно что сделаться существом бестелесным,  воздушным. В числе других чародейных способов порчи известно и заклятие на тень. Если  осиновым колом прибить к земле тень, падающую от колдуна, ведьмы или оборотня, то они  потеряют свою силу и будут молить о пощаде. Существует предание о том, как нечистая сила  завладела тенью одного человека и как много он выстрадал, пока не удалось ему возвратить своей  тени назад. Многие еще теперь не решаются снять свой силуэт, основываясь на суеверной примете,  по которой снявший с себя такое изображение должен умереть в течение года; другие запрещают  детям смотреть на свою тень и на свое отражение в зеркале: иначе сон ребенка будет беспокоен и  может легко приключиться какое-нибудь несчастие. Когда кто умрет в доме, то все зеркала  занавешиваются, чтобы покойник не мог смотреться в их открытые стёкла.

Страница 1. Перейти к странице 2.

Скачать книгу А.Н. Афанасьева "Поэтические воззрения славян на природу" (2,4 MB)